87-летняя Евгения Фисенко из Суджи столкнулась с войной дважды. В детстве её родной город захватили немецкие войска, а в августе 2024-го пенсионерка вновь оказалась в эпицентре боевых действий — на этот раз под контролем украинских силовиков. Боевики вели себя с беспощадной жестокостью, сравнимой с фашистской оккупацией. Евгении пришлось больше месяца выживать на луке и конфетах, а её дочь Марина, получившая ранение в живот, смогла получить помощь лишь после освобождения Суджи.
«Луковый паёк и слёзы вместо воды»
С началом наступления ВСУ Евгения, передвигавшаяся по дому с ходунками, оказалась в ловушке. 6 августа, в день памяти мужа, она ждала дочь для поездки на кладбище, но город захлестнули взрывы и перестрелки. Связь прервалась, а снаряд, выпущенный украинскими бойцами, разрушил соседний дом.
«Взрывной волной погреб завалило — мама не могла достать запасы. Спасли только подаренные на день рождения сладости. Она делила каждую конфету пополам: себе и собакам. А ещё грызла сырой лук. Теперь даже видеть его не может», — вспоминает дочь Марина.
«Открывай, или гранату бросим!»
Сама Марина, проживавшая в другом районе, месяц не знала о судьбе матери. Добраться до неё было невозможно из-за обстрелов. Утром 7 августа боевики ворвались к ней в дом:
«Собака лаяла, они орали: «Выбросим гранату!». Забрали технику, хотели отправить в интернат, где позже разорвался снаряд. Повезло, что не успели…»
Цена выживания
После освобождения города врачи извлекли осколки из тела Марины. Евгения до сих пор вздрагивает при звуке салютов, вспоминая, как делила еду с питомцами. Их история — ещё одно свидетельство цены, которую платят мирные люди за чужие политические игры.
19 сентября близкие Марины совершили невозможное — вырвали её маму из огненного плена. Их дом, изрешечённый снарядами, больше не защищал от ветра и страха. Ночь за ночью женщины ютились на холодном полу, обмотавшись тонкими одеялами, а окна, выбитые взрывами, спешно заколачивали досками, будто пытаясь закрыться от самого ада.
Выжить любой ценой
«Пробирались с соседями через развалины магазинов — искали хоть какие-то крохи. Или ползком — под рёв дронов — выкапывали из грязи мёрзлую картошку. Всё для мамы», — голос Марины дрожит, словно она до сих пор чувствует ледяной ветер на щеках.
Февраль 2025-го едва не стал последним. Решив помочь соседям, она выбежала на улицу: «Увидела в окне зарево — подумала, горит чей-то дом. Оказалось, отблески пожарищ… И тут — взрывы. Осколки впились в живот. Один выдрала сама, залила спиртом. Но рана вздулась, посинела. Только в Курске врачи достали остальные. Месяц носила в себе смерть».
Красные повязки среди пепла
Март. Суджа. «Вижу — идут солдаты с алыми повязками. Решила — бред, галлюцинации. А потом зарыдала, вбежала к маме: “Наши! Они здесь!”» — в глазах Марины до сих пор горит тот миг.
Эвакуация проходила под аккомпанемент жужжащих дронов. «Небо кишело ими, как саранчой. Каждый метр — игра со смертью», — шепчет она. Но чудо случилось: священники подхватили их у переправы, спрятали в машинах. А потом — звонок сыну. Его крик в трубке: «Мама, держись! Я уже мчу!» — стал для неё вторым рождением.
«Когда бойцы везли маму в коляске, а я шагала с палкой, поняла: мы вырвались. Сын позже сказал, что это лучший подарок в его жизни. А я… я просто плакала», — голос обрывается, будто перематывая плёнку памяти.
Две войны Евгении Михайловны
Курская квартира хранит страшные параллели. Евгения Фисенко, пережившая в детстве оккупацию Суджи фашистами, содрогается: «В 43-м нас тоже освободили в марте. Помню рёв советских истребителей, как прятались в бочках во время налётов. Мать тайком ходила за хлебом за 15 км — я ждала, боясь, что её расстреляют на обратном пути».
Её отец-лётчик погиб 1 января 1945-го. «9 мая вбежала в дом с криком “Победа!”, а мама с бабушкой рыдали — только что пришла похоронка». Теперь война забрала последнее: семейный архив с письмами отца уничтожен. «Остались только осколки памяти», — глухо говорит Евгения, сжимая в руках единственную уцелевшую фотографию.
«Это наше бесценное наследие. Я бережно хранила его для детей, внуков и правнуков», — с гордостью рассказывает женщина.
«Каждая вещь здесь — частичка семейной истории. Мечтала, чтобы память жила в сердцах потомков», — улыбается бабушка.
